В конце января 1509 г. армия Шейбани-хана выступила в поход против казахов. Сопровождавшему его в походе Рузбехану показалось все же странным выступление хана со «священной войной» против своих соплеменников, и он сказал об этом племяннику Шейбани Убайдулле. Ссылаясь на хадис Мухаммеда – «узы родства удлиняют жизнь», – Рузбехан говорил: «Предположим, что у казахского войска действия не согласны с велениями божественного закона, но ведь, тем не менее, казахи вам родственны». Убайдулла, не отрицая сказанного, ответил Рузбехану: «…что касается соблюдений обязанностей родства, о которых вы говорите в отношении казахов, то между нами столь ясно проявились побуждения к вражде и предпосылки к соперничеству и неприязни, что источник родства совершенно иссяк. Распри и войны между нами и ими так засыпали прахом взаимного неудовольствия поверхности страниц наших душ, что мы стряхнули с подола сердца пыль взаимной любви. Да кроме того, если бы соблюдение родственных связей и было бы возможно, то только со стороны его величества хана, убежища халифата, а мы, рабы, положили голову на черту его приказания и не знаем и не имеем другого пути, кроме пути повиновения и служения ему. Если вы находите возможным для себя, то доложите на высоком ханском собрании слова о мире с казахами, наполненные тонкими изречениями Пророка и приличествующими рассказами из Корана и преданий». Рузбехан, однако, не решился сделать этого.

Тем не менее он оставил нам любопытнейшие подробности похода узбеков против своих соплеменников в мемуарах: «В невероятно лютый холод, по глубоким снегам, по покрытым льдом с полыньями озерам двигалось узбекское войско, предводимое ханом. Когда верблюды и лошади останавливались из-за невозможности двигаться дальше, тогда солдаты прокладывали им дорогу. Несмотря на невыносимую стужу, узбеки двигались все дальше в необозримую Дешт-и-Кыпчакскую степь, причем ехавший на коне Шейбани-хан все время беседовал с ученым персом и другими образованными лицами из своего окружения на самые разнообразные темы из области главным образом схоластического богословия, а на стоянках, когда его солдатам с невероятными усилиями удавалось поставить кибитки и добыть огонь, в кибитке хана сейчас же устраивались излюбленные им ученые дискуссии».

Это был период экспансии казахов. Особенно могущественным слыл хан Касым (ум. в 1518 г.). Во время похода в Дешт-и-Кыпчак армии Шейбани пришлось очень туго, как было сказано ранее, к тому же она только успевала отражать нападения казахов, которые разгромили даже войска сына Шейбани-хана, Махмуд-Тимура. Итоги «священной войны» были таковы: этим походом как бы навсегда определились взаимоотношения кочевой степи, где остались не пошедшие за Шейбани племена узбеков-казахов, и оседлых оазисов Мавераннахра, завоеванных Шейбани-ханом. После всех этих перипетий, связанных со «священной войной», Шейбани-хан стал ревностным государем – защитником своего нового государства от кочевых соплеменников и принимал все меры, чтобы не допустить казахов, даже с мирными намерениями, в свои владения. Он отдал приказ о конфискации имущества и товаров казахских купцов в районах Туркестана и в городах Хорезма, затем последовало распоряжение, чтобы население Туркестана не производило торговых сделок с казахскими торговцами и чтобы между ними и жителями этих районов не было никакого сообщения. Но, очевидно, подоплекой этих ограничений было еще и нежелание Шейбани-хана, чтобы казахи воочию убедились, каким благодатным краем владеют ныне узбеки и что порождает причины их миродержавия и прогресса.

В истоках конфликта между кочевником-скотоводом и оседлым земледельцем лежит жизненная философия, настолько глубоко связанная с наследием и традицией, что она кажется незыблемой. Ведь казахи полагали, что узбеки пребывали в крайней естественности обитания и рассматривали их как пленников своих домов, к которым нет, по понятиям степняков, никакого уважения. Поэтому если бы они увидели, какими благами пользовались узбеки, то непременно вступили бы с ними в войну за покорение этих областей. И, зная воинственный дух казахов, остановить их нашествие было бы делом очень трудным.

Оседлый узбек стал в отношении узбека-кочевника отщепенцем, к которому тот относится свысока, с пренебрежением, превосходством, выражавшемся и в большей свободе действий, и в большей воинственности, поддерживавшейся особенностями образа жизни, и, наконец, в вытекавшем отсюда несравненно большем политическом значении. Эта быстро установившаяся, сначала бытовая, а затем и нравственная, рознь была настолько велика, что всем бывшим кочевникам, а ныне оседлым, невзирая на то, из какого рода они происходят, было дано общее нарицательное имя «сарты».

Во всяком случае, теперь между Шейбани-ханом с его племенами и оставшимися на необъятных просторах Дешт-и-Кыпчака его соплеменниками образовалась пропасть, которую уже ничто не могло изменить – ни время, ни политические события. И ханы казахов-узбеков отныне стали для государства Шейбани-хана и его преемников такою же угрозою и таким же бичом, каким были незадолго до этого ханы узбеков для владений темуридов.