Но отношения между Уорвиком и королем не предполагали столь простых решений. Уорвик нанес удар внезапно, и в течение какого-то времени никто не осознавал, что произошло. Когда же правда вышла наружу, йоркистская знать с изумлением и раздражением узнала, что их отважный, победоносный сюзерен задержан, а сторонники Ланкастеров повсюду поднимают головы в надежде обратить себе на пользу распри в лагере противника. В свою очередь, король счел выгодным пойти на притворство. Он заявил, что убедился в правоте Уорвика и Кларенса. Он предпринял меры по исправлению своего поведения, подписал прошение всем, кто выступал против него с оружием в руках, и был после этого освобожден. Так удалось достичь урегулирования между Уорвиком и короной. Король Эдуард ГУ снова возглавил войско, разгромил восставших врагов и казнил их вождей. Тем временем Уорвик и его могущественные сподвижники возвратились на свои должности, объявили о своей верности королю и, на первый взгляд, купались в монарших милостях. Но на самом деле конфликт между ними и Эдуардом еще далеко не был исчерпан.

В марте 1470 г. король под предлогом необходимости подавить восстание в Линкольншире призвал свои войска к оружию. На Лузкоут Филд он разбил мятежников, которые поспешно бежали, и после серии казней, уже ставших привычным делом в годы гражданской войны, добился от сэра Роберта Уэллса обвинения Уорвика и Кларенса в государственной измене. Свидетельства тому были достаточно убедительными, потому что как раз в это время они оба составляли заговор против Эдуарда и на последовавшее вскоре после этого приказание присоединиться к нему ответили отказом. Король во главе еще разгоряченных недавней победой войск внезапно обрушился на них. Перед лицом этой силы заговорщики пустились в бегство, немало изумленные тем, что против них были использованы их же собственные методы. Они рассчитывали найти убежище в Кале, на базе Уорвика, но лорд Уэнлок, оставленный там его заместителем, отказался впустить их в город. Даже после того как они обстреляли набережную, он все же сделал красивый жест, послав несколько фляг вина находившейся на борту корабля жене Кларенса, только что родившей сына. Таким образом, Уорвик благодаря резкому повороту судьбы оказался лишенным почти всех ресурсов, на которые еще недавно мог рассчитывать. Ему ничего не оставалось, как явиться к французскому двору в качестве просителя.

О подобной удаче Людовик XI не мог и мечтать. Он, должно быть, столь же радостно потирал руки, как и тогда, когда посещал своего бывшего министра, кардинала Жана Балю, которого держал в железной клетке в Шиноне, потому что тот вел тайные переговоры с Карлом Смелым. Еще двумя годами раньше Эдуард, тогда союзник Бургундии, угрожал ему войной. И вот Теперь здесь, во Франции, находились вожди обеих партий, долгое время оспаривавших право управлять Англией. Маргарита жила в Анжу, принадлежавшем ее отцу. Уорвик, друг Франции, потерпевший поражение в собственной стране, прибыл в Онфлёр. С особым удовольствием непреклонный и циничный Людовик приступил к приятному для себя делу примирения этих противников, стремясь к тому, чтобы они заключили союз между собой. В Анжере он свел Маргариту и ее сына, красивого семнадцатилетнего юношу, с Уорвиком и Кларенсом и со всей твердостью предложил им действовать сообща, опираясь на его поддержку, во имя свержения Эдуарда. Поначалу обе стороны пришли в ужас. В этом нет ничего удивительного. Их разделяла река крови. Все, за что они боролись в течение этих долгих и жестоких лет, делало неприемлемым этот союз. Уорвик и Маргарита преднамеренно убивали ближайших друзей и родственников друг друга. Она приказала обезглавить его отца Солсбери, погубила его дядю Йорка и его кузена Рутленда. Он, со своей стороны, казнил двух Сомерсетов, отца и сына, графа Уилтширского, и многих преданных ей дворян. Простые люди, павшие жертвами их ссоры, в счет не шли. В 1459 г. Маргарита объявила Уорвика изменником, лишила его всех прав, изгнала из страны. В 1460 г. он заклеймил ее сына, назвав бастардом. Они нанесли друг другу тяжелейшие по человеческим меркам оскорбления и причинили много горя. Но у них было одно общее. Они представляли поколение, которое не могло смириться со своим поражением. И в этом, как показало время, оказался залог их быстрого успеха.