Иудейская община, жившая в Хазарском каганате и состоявшая в основном из купцов, ростовщиков и менял, не только накопила огромные богатства, но и включила в свой состав ханов тюркской династии Амина. Тюрки, сохраняя обычай многоженства, женились на прекрасных еврейках, а сыновья их, оставаясь тюркскими царевичами, становились членами иудейской общины (у евреев продолжение рода идет по материнской линии). Они изучали Тору и Талмуд, общались с родственниками своих матерей и женились по их совету на соплеменницах из числа богатых невест.

По истечении 200 лет в Хазарском каганате уже никто не помнил о событиях, произошедших в Иране.

Таким образом, милость Истории к беглецам евреям заключалась в существовании Хазарии – и до, и после ее обращения. До обращения она служила убежищем для беглецов, а после превратилась в подобие национального гнезда. Беглецы были представителями более высокой культуры и стали, несомненно, важным фактором формирования космополитизма и терпимости. Их влияние и, наверное, их миссионерский пыл первыми должны были ощутить придворные и знать. Видимо, евреи умело сочетали теологическую аргументацию, мессианские пророчества и разумные соображения по поводу преимуществ, которые получили бы хазары от перехода в «нейтральное» вероисповедание.

Изгнанники принесли с собой византийское искусство и ремесла, прогрессивные методы земледелия и торговли, а также еврейскую азбуку.

Добровольное обращение хазар в иудаизм в 790 г. привело к глубоким и долговременным последствиям.

Таким образом, не только воинские подвиги составляют основу хазарской истории, но напротив – мир и религиозная политика в сотрудничестве с Византией.

Земля, часть которой позже стала российским Черноземьем, была еще нетронутой, и все историки сходятся на том, что на ней ничего не выращивалось. Но, несмотря на это, страна была богатой. Это богатство зиждилось на предприимчивости населения, на импорте и экспорте или, если хотите, на посредничестве. В их города и селения съезжались путешественники и торговцы со всего Ближнего Востока. Они привозили с собой чужеземные привычки, вкусы, идеи. Отношения с Византией в какой-то мере приобщили хазар к византийской школе, но византийское влияние уравновешивалось влиянием ислама, который очень скоро достиг высокого уровня цивилизации и имел большой авторитет. Подобно всем другим тюркским империям, Хазарская держава оказалась способной к усвоению чужого образа жизни, но в отличие от многих она сформировалась на почве сильных традиций. Поэтому она не утратила своей идентичности: язык остался тюркским, не изменился и кочевой образ жизни. Не стоит питать иллюзий в отношении хазарских городов: это всего лишь крупные поселения, благоустроенные биваки, даже если к ним приложили руку византийцы, поскольку люди там не жили круглый год, а чаще всего зимовали. Хазары отказались лишь от традиционной религии и приобрели налет цивилизованности, но это типично для тюрков, которые до принятия ислама всегда тяготели к новым религиям.

Как отмечал арабский географ Идриси (около 1166 г.), никогда не существовало государственной религии – иудейской или какой-либо иной – в этом толерантном обществе, где каждый человек мог свободно высказаться по любым вопросам.

Если верить Ибн-Рустеку (X в.), царь был иудеем, а его народ все еще исповедовал религию остальных тюрков. И вполне вероятно, что массы никогда не забывали эту религию. По мнению Масуди (примерно 956–957 гг.), иудаизм был главной религией, но судей было семеро: два – для мусульман, два – для евреев, два – для христиан и один – для язычников – русских, славян и других. Но было ли такое равенство всех трех религий чисто формальным или оно осуществлялось на практике? Однако следует отметить, что в Матарке находился епископ, а в Самарканде были церкви, мечети и храмы, в Итиле существовали отдельные кварталы для евреев, христиан, мусульман и язычников. Тем не менее ислам продвинулся в своем развитии дальше, чем его соперники, в частности, в IX в., а еще более – в X в. Есть упоминание об одном кагане, который принял ислам из политических соображений. В такой ситуации могла сформироваться религиозная индифферентность или, скорее, религиозный синкретизм, поскольку тогдашние религиозные чувства нельзя назвать пылкими. В качестве иллюстрации можно привести одного хазарского принца Дагестана, который исповедовал одновременно все три основные религии.