Шейбани начал тщательно готовиться к военной экспедиции в родные степи. Наконец, полностью экипировавшись, Мухаммед Шейбани распрощался с бухарским наместником и направил свое небольшое войско в родной Дешт-и-Кыпчак.

Достигнув пограничного укрепления Аркук, где судьей и вместе с тем комендантом был один из его сторонников, Шейбани вручили ключи от крепости, он был введен в укрепление и принят самым любезным образом с подношением подарков и с устройством в честь него празднеств. Также он нашел сильную поддержку у мангкытов, в руках которых находился ряд присырдарьинских крепостей, до Сыгнака включительно. Они в значительной степени добровольно подчинились Шейбани, тем более что мангкыты находились во враждебных отношениях с прочими узбеками. Крепость Сыгнак, наиболее важная изо всех, также примкнула к Шейбани.

Когда Шейбани остановился в Сыгнаке и о его успехах и прибытии в укрепление узнали в степи, то правитель Дешт-и-Кыпчака Мусамирза, мангкыт, втайне сочувствовавший Шейбани и желавший, чтобы тот стал ханом этих мест, направил к нему посла, с которым Шейбани выехал на встречу с Муса-мирзой. Последний оказал ему большой почет и уважение, усадил его на ханское место и преподнес достойные подарки. Спустя несколько дней Муса-мирза получил донесение, в котором говорилось о том, что один из недругов его дома, Бурундук-хан, с тысячью всадниками вступил в Дешт-и-Кыпчак с целью захвата Шейбани и его, Муса-мирзы. Обеспокоенный этим известием, он передал его Шейбани, указывая, что у них обоих очень небольшие силы и борьба будет неравной. Но Шейбани решил выступить против Бурундука и увлек за собой Мусса-мирзу с его отрядом мангкытов. И это решение было правильным. Сражение закончилось полным разгромом армии Бурундук-хана и захватом огромной добычи в его улусах.

Любопытно, что перед битвой Муса-мирза пообещал провозгласить Шейбани ханом. И вот, после одержанной победы, Муса-мирза собрал своих эмиров-мангкытов и объявил им о своем намерении, но не нашел у них поддержки. Ссылка была на древний обычай, согласно которому хан волю в государстве представлял лишь эмиров племени мангкыт и если Шейбани примет условия обычая, в таком случае они назовут его ханом. Зная амбициозный и властолюбивый характер Шейбани, Муса-мирза не касался больше этой темы. Шейбани был среди мангкытов чужаком.

Забегая несколько вперед, следует отметить, что в период царствования Шейбани опирался на помощь шести узбекских племен: кушчи, найман, уйгур, курлаут, ички и дурман, а после завоевания Центральной Азии (да, вероятно, и в период первых его успехов) к нему присоединились эмиры киятов, кунгратов, туманов, тангутов, хитаев, чимбаев, шункарлыев, шадбакиев и йиджанов, которые, если можно так сказать, завершили триумф Шейбанихана. С имен этих пятнадцати узбекских племен, чьей помощи Шейбани был обязан своими военными успехами, его историк не случайно начинает «Шейбанинаме».

Тем временем к Шейбани прибыл бежавший из Отрара от темуридского правителя, эмира Мухаммед-Мазида, некий Бек-Ата, который преподнес ему подарок, сыгравший немаловажную роль в дальнейшем становлении будущего властелина, – поэму Руми «Искандернаме». Впечатлило в этой книге Шейбани последнее четверостишие, содержавшее призыв к активным действиям, под напором которых сокрушится самая великая держава. Эти строки принц определил для себя как руководство к действию. И потом, уже когда в его руках были все владения темуридов, Хорезм и Хорасан, он нередко вспоминал, что своими успехами он обязан «Искандернаме», книге, которую когда-то подарил Бек-Ата. Так, по крайней мере, рассказывается в «Шейбанинаме».

Интересен и факт, приведенный в суфийском источнике: проживая в Бухаре, у наместника эмира Абдулали, Шейбани стал муридом шейха Джемаледдин-Азизана. Снедаемый честолюбием, Шейбани часто говаривал: «Этот Абдулали ведь не эмир же родом, а правит целой областью, а вот я – природный принц – лишен права повелевать! Почему такая несправедливость?!» Однажды он пришел с этим вопросом к своему духовному наставнику, но тот очень холодно отнесся к словам Шейбани и с упреком заметил ему: «Я вижу, что у тебя в мыслях свергнуть Абдулали и самому занять его место. Прошу тебя больше не приходить ко мне с подобными замыслами!» По-видимому, древняя и основная суфийская мораль – нестяжания всего земного – была еще жива в этом шейхе, происходившем из высокочтимой семьи керминейских азизанов. Шейбани обиделся и, выходя от шейха, заметил: «Ну, что ж! В таких местах найдется и другой, не менее славный и уважаемый шейх». Вскоре Шейбани перешел в ученики известного тогда бухарского шейха Мансура. Однажды он посетил своего учителя и во время разговора шейх заметил ему: «А ведь ты, узбек, хочешь быть падишахом!» И приказал подать кушать. Когда все было съедено и пришедшая прислуга, собрав посуду и края скатерти, унесла все, шейх заметил: «Как скатерть собирают с краев, так и ты начни с краев государства». Мухаммед Шейбани внял этому, весьма недвусмысленному, совету.