Цирковой возница. Статуя. Рим

Попытки объяснить перемены в нравах древних римлян предпринимались не раз историками, философами и писателями. Так, Жан-Батист Дюбо (1670–1742), представитель эстетики раннего французского Просвещения, желая объяснить силу той колдовской власти, которая влечет толпу к лицезрению чудовищных пыток, казней или страшных зрелищ, заявлял, что, видимо, есть нечто в природе человека, что «сильнее рассудка и советов опыта». Видимо, это нечто – зрелище ужаса, щекочущее нервы и возбуждающее человека, особенно тогда, когда ему самому фактически ничего не угрожает. К такого рода зрелищу и относились битвы гладиаторов. Как скажет Лукреций, приятно наблюдать сражение с той высоты, где чувствуешь себя в полной безопасности («Сладко смотреть на войска на поле сражения в жестокой битве, когда самому не грозит никакая опасность»).

Битвы гладиаторов со зверями. Мозаика

Опасность и ожидание гибели волнуют людей. Не вполне отдавая себе в этом отчет, многие хотели бы увидеть воочию живую смерть, не подвергая себя при этом опасности. Такое извращенное воспитание и нравы (римлян и других) делали из них болезненно кровожадных зрителей. Тут следует искать причину, пишет Дюбо, того наслаждения, которое римляне получали от цирковых игрищ, где дикие звери терзали людей, а гладиаторы толпами уничтожали друг друга. Поэтому и смертоносные орудия, которыми эти несчастные пользовались для взаимного истребления, достигали большой степени изощренности; не случайно одних вооружали иначе, чем других: оборонительное и наступательное оружие избирали с таким умыслом, чтобы сделать схватку как можно более ожесточенной и зрелищной.

Смерть должна была приближаться к гладиаторам «медленными и ужасными шагами». Устроителям игр этого показалось мало. Те попытались разнообразить даже сам вид смерти. Гладиаторов кормили особыми кушаньями и снадобьями, чтобы кровь вытекала из ран как можно медленнее. Зрители тем самым могли дольше наслаждаться их агонией. Наставники гладиаторов не только обучали их искусному обращению с оружием, но и давали строгие наставления, как себя держать на арене, чтобы понравиться публике, и какую «благородную» позу те должны принять перед смертью. «Они учили их, если можно так выразиться, искусству изящно издыхать». Автор справедливо подчеркивал, что образование и культура последующих столетий (после того как оба Брута устроили в 264 г. до н. э. первые гладиаторские бои) не отвратили Рим от подобных варварских забав. Напротив, их влечение к этим зрелищам только усилилось. В дальнейшем те же порочные забавы римляне перенесли в Сирию, где ими увлекся Антиох. И это убеждает нас в ограниченном воздействии культуры и знаний на человека, который был и остался существом диким и стадным, особо охочим до зрелищ.

Бронзовый шлем, в который облачали гладиаторов

В конце I в. до н. э. положение стало особенно тревожно: завершилось грозное восстание италиков, Малая Азия и Греция опустошены войнами с Митридатом, в самом Риме на улицах свежи следы крови от ожесточенной схватки сторонников Мария и Суллы. В Испании действовали повстанцы во главе с Серторием. Для рабов не было спасения, если только эти «рябчики» не превращались в могучих орлов. Некоторые гладиаторы пытались бежать (в Пренесте). Беглецов схватили солдаты. В столице шли разговоры о Спартаке, о бедствиях простых людей, что страстно жаждут, хотя и боятся перемен. Об убийстве господ упоминают и Тацит с Плинием Младшим. Сенека писал: известно, что не меньше людей пало жертвою гнева рабов, чем гнева царей, те мстят господам за их жестокость. Поэтому восстание рабов в г. Капуе в гладиаторской школе, во главе которого стал фракиец Спартак, было закономерно (74 г. до н. э.). Капуя – главный город Кампании (его называли еще вторым Римом). Вспомним, какое большое значение придавал захвату Капуи Ганнибал. Здесь было средоточие больших масс рабов, представлявших угрозу.